Искусство игры на клавесине.
Франсуа Куперен, придворный клавесинист и, подобно другим музыкантам из рода Куперенов, органист ·церкви Сен-Жерве в Париже, был крупнейшим представителем французского клавесинного искусства XVII-XVIII столетий. Современники прозвали его Купереном Великим (Couperin le Grand). Им написано четыре сборника клавесинных пьес и ряд других произведений.
«Искусство игры на клавесине» — характерный образчик педагогики времен галантного стиля. Обычно принято датировать появление трактата 1717 годом. В действительности трактат впервые был напечатан в 1716г — 1717 г. относится второе издание, расширенное и дополненное аппликатурными примерами из второго сборника пьес. В предисловии к этому сборнику Куперен пишет: «Тот, кто купил методу 1716 г., может мне её возвратить, если только она не была в употреблении и не попорчена, и я бесплатно дам другой экземпляр печатания 1717 г. с приложением, относящимся ко второму сборнику моих пьес для клавесина».
Кое-что в трактате Rуперена представляет сейчас лишь исторический интерес (например, замечания о посадке) или является своеобразным методическим курьёзом (прием устранения неравного по высоте расположения кистей рук при помощи палочки, просовываемой под кисть, находящуюся в слишком низком положении). Но многое в нём имеет существенное практическое значение для интерпретации сочинений французских клавесинистов (см. соображения о расшифровке украшений, об исполнении прелюдий, о темпе и др.)
Отметим также перекликающуюся с современными методическими воззрениями и опережающую даже принципы педагогики XIX века мысль Куперена о том, что к игре по нотам ученик должен приступать лишь спустя некоторое время после начала· обучения.
Шесть-семь лет — самый подходящий возраст, чтобы начать с детьми занятия музыкой. Не следует думать, однако, что лица старшего возраста не должны учиться, хотя, естественно, для формирования рук и развития их для игры на клавесине лучше начинать как можно раньше.
При игре необходимо изящество, поэтому начнем с положения корпуса во время исполнения музыки.
Посадка считается правильной, если нижняя поверхность локтя, кисти и пальцев находится на одном уровне; в связи с этим надо выбрать подходящий стул.
По мере роста детей им необходимо подкладывать что-нибудь под ноги большей или меньшей высоты для того, чтобы ноги не висели в воздухе и могли поддерживать тело в нужном равновесии.
Взрослым следует сидеть на расстоянии около девяти дюймов от клавиатуры, считая от пояса; детям — соответственно ближе. Середина корпуса должна находиться против середины клавиатуры.
Во время игры на клавесине корпус надо повернуть немного вправо, колени не следует сжимать слишком сильно, а ноги необходимо поставить одну против другой, выдвинув наружу правую. Избавиться от гримас на лице при игре можно самому, без постороннего содействия, с помощью зеркала, поставленного на пюпитр спинета или клавесина.
Если во время игры одна из кистей находится слишком высоко, то единственное средство, которое я нашёл для исправления этого недостатка, это дать кому-нибудь держать гибкую палочку так, что бы она лежала на кисти с неправильным положением и одновременно была просунута под кисть с правильным положением. При противоположном недостатке поступают наоборот. Этой палочкой не надо стеснять играющего. Недостаток устраняется постепенно. Я очень успешно применял этот изобретённый мною метод.
Не следует отмечать такта ни головой, ни корпусом, ни ногой — это и лучше, и приличнее. За клавесином надо сидеть непринужденно; взгляд не должен быть ни сосредоточенным на каком-либо предмете, ни рассеянным; словом, надо выглядеть, будто ты ничем не занят. Это можно советовать, разумеется, только тем, кто играет без нот.
Маленькие дети сперва должны играть только на спинете или на одной клавиатуре клавесина, причем и тот, и другой инструменты должны быть оперены очень слабо; это обстоятельство имеет огромное значение.
Хорошее исполнение в значительно большей степени зависит от гибкости и свободы пальцев, чем от их силы; потому ребенку, которому позволено с самого начала играть на двух клавиатурах, неизбежно придется напрягать свои маленькие руки, чтобы заставить клавиши звучать; это в свою очередь приведет к плохой постановке руки и жесткости в игре. Чтобы добиться мягкого туше, необходимо, кроме того, держать пальцы возможно ближе к клавишам. Не говоря уже об опыте, здравый смысл подсказывает, что рука, падающая с высоты, дает более резкий удар, чем прикосновение на близком расстоянии, а перышко извлекает из струны звук более жесткий.
В начале обучения детям не рекомендуется упражняться без педагога: маленькие слишком рассеянны, чтобы заставить себя держать руки в указанном положении; по крайней мере я после занятий с начинающими детьми из предосторожности уношу с собой ключ от инструмента, чтобы в мое отсутствие они не могли уничтожить в один миг все то, чего я сумел достигнуть с ними за три четверти часа путем таких стараний.
Кроме общеупотребительных украшений — трели, мордента, форшлага и т. п., я всегда заставлял своих учеников играть маленькие упражнения для пальцев в виде различных пассажей или bаtteries. Мы начинали с наиболее элементарных в самых простых тональностях. Незаметно я подводил учеников к наиболее ажурным (legers) пассажам в тональностях с большим количеством знаков. Эти маленькие упражнения следует поиграть как можно больше. Они составят готовый материал, который можно будет применить во многих случаях. После раздела об украшениях я приведу несколько примеров таких упражнений, по образцу которых можно придумать и другие.
У тех, кого плохо учили или кто поздно начал, иногда появляются дурные приемы, а мышцы теряют гибкость. Прежде, чем садиться за клавесин, эти люди должны сами или с чьей-либо помощью постараться придать пальцам гибкость, то есть всячески размять их; таким образом приводятся в движение и наши духовные силы, и чувствуешь себя свободнее.
Аппликатура имеет большое значение для хорошего исполнения; однако для передачи всех моих соображений по этому поводу и практического опыта работы с учениками потребовался бы целый том замечаний и примеров различных пассажей; поэтому я ограничусь здесь лишь самыми общими замечаниями. Несомненно, что каждая мелодия, каждый пассаж, сыгранные тем или иным способом, произведут на человека, обладающего вкусом, различное впечатление.
Замечание. Многие не любят играть трели и форшлаги некоторыми пальцами; в этом случае я советую не пренебрегать возможностью развить эти пальцы усердными упражнениями. Лучшие пальцы, однако, тоже совершенствуются. Поэтому ими следует пользоваться чаще, чем худшими, не обращая внимания на старинную аппликатуру, которую надо заменить современной, более совершенной.
Еще замечание. Детям следует показывать табулатуру только после того, как у них «в пальцах» будет уже некоторое количество пьес. Когда дети смотрят в ноты, их пальцы почти неизбежно искривляются и путаются; от этого искажаются и украшения. В свою очередь память развивается гораздо лучше при заучивании наизусть.
Еще замечания. Мужчинам, желающим достигнуть известной степени совершенства в игре, не следует совершать никакой работы, утомительной для рук. Из-за отсутствия такой работы у женщин их руки обычно более приспособлены для игры, чем мужские. Я уже говорил, что исполнение в значительно большей степени зависит от гибкости мышц, чем от их силы; это подтверждается отличием женских рук от мужских, а также тем, что у мужчин левая рука, реже используемая ими в работе, за клавесином обычно гибче правой.
Последнее замечание. Надеюсь, никто из прочитавших все это не сомневается, что я считаю прежде всего необходимым познакомить детей с названием нот на клавиатуре.
Краткие сведения об аппликатуре, которые я привожу для понимания встречающихся здесь украшений.
Я установил в этой методе, вопреки моему обычаю, что большой палец каждой руки считается первым; таким образом, цифры, обозначающие порядок пальцев, будут следующие: левая рука — 5, 4, 3, 2, 1, правая рука — 1, 2, 3, 4, 5. Это обозначение применяется мною и в тех многочисленных отрывках из моих пьес, сомнительных в отношении пальцев, которые я стремлюсь прояснить в отношении аппликатуры.
Опыт покажет, как полезна смена пальцев на одной и той же клавише и какую связность это придает игре.
До сих пор казалось, что вдохнуть жизнь в клавесин почти невозможно ввиду того, что каждый из его звуков в отдельности нельзя изменять: ни усиливать, ни ослаблять. Тем не менее я попытаюсь путем исследований, подкрепляющих то немногое, что даровано мне провидением, пояснить, каким образом я достиг счастья трогать сердца людей, обладающих вкусом, и воспитать учеников, быть может, даже превосходящих меня.
Впечатление, которое я имею в виду, основано на cessation и suspension звуков, примененных в надлежащем месте соответственно характеру мелодии прелюдий и пьес. Вследствие противоположности этих двух украшений слух остается в нерешительности. Таким образом, когда смычковые инструменты делают нарастание, suspension на клавесине из-за противоположного эффекта словно лишает слух желанного удовлетворения.
Форшлаги надо играть одновременно с басом, т. е. в то время, когда следовало бы взять следующую за ними главную ноту.
Прежде, чем перейти к маленьким упражнениям, необходимым для того, чтобы иметь возможность играть пьесы, я хочу обратить внимание на то, что трели, морденты, форшлаги, batteries и пассажи сначала следует учить очень медленно, а пьесы — разучивать возможно тщательнее. Если будешь регулярно играть шесть пьес различного характера, то сможешь исполнить и много других; если же будешь играть большое количество пьес, то это может привести к беспорядку, особенно у детей, от которого потом трудно будет избавиться.
Родителям или лицам, занимающимся воспитанием детей, следовало бы проявлять меньше нетерпения и больше доверия к преподавателю, если они уверены в своем выборе, а хорошему педагогу надо делать меньше уступок.
Мне кажется, что batteries или арпеджио — я обещал о них ранее поговорить,- ведущие свое происхождение от сонат, следует несколько реже употреблять при игре на клавесине. Этот инструмент имеет свои свойства, как скрипка — свои; На клавесине, правда, нельзя усилить звук, клавесину не свойственны также репетиции, зато у него есть другие преимущества — определенность звука, четкость, блеск, широкий диапазон. Следовало бы выбрать средний путь: иногда применять оживленные фигурации (legeretes), но избегать медленных построений (morceaux) сонат, т. к. их басам совершенно не свойственны лютнеобразные и синкопированные фигурации, которые так характерны для клавесина.
Французы, однако, падки на новое в ущерб истинному; они полагают, что схватывают его смысл лучше, чем другие народы. В конце концов приходится признать, что произведения, написанные специально для клавесина, всегда больше подходят для него, чем какие-либо иные. Правда, среди оживленных фигураций сонат есть некоторые, довольно хорошо удающиеся на клавесине: это те, в которых постоянно используются и верхи, и басы.
Сонаты привлекают мало продвинутых исполнителей незначительным количеством украшений, особенно в batteries. Но что же в результате получается? Эти исполнители навсегда лишают себя возможности играть настоящие клавесинные пьесы. Те же, кто сначала играл много пьес, исполняют сонаты превосходно.
Наш способ записи музыки страдает, мне кажется, недостатком, который является следствием манеры нашего письма. Дело в том, что мы пишем не так, как играем. Итальянцы, напротив, записывают музыку в тех длительностях, в каких они ее мыслят. Вот почему музыку иностранцев мы исполняем лучше, чем они — нашу.
Последовательно идущие по ступеням восьмые мы играем как ноты с точками, хоть обозначаем их равными; мы — рабы привычки и таковыми остаемся до сегодняшнего дня.
Посмотрим, откуда проистекает это противоречие. Я нахожу, что мы смешиваем метр (mesure) с тем, что называется ритмом или движением (cadence or mouvement). Метр определяет количество и равенство долей (des temps) в такте, а ритм в сущности является духом (esprit) и душой, которые должны быть присоединены к метру.
Сонаты итальянцев почти лишены этого ритма (cadence), между тем наши произведения для скрипки, пьесы для клавесина, виолы и т. д., видимо, выражают какие-либо чувства. И так как мы не придумали никаких знаков или способов обозначения наших намерений, то стараемся помочь делу тем, что указываем в начале пьес при помощи каких-либо слов — например, «Нежно», «Быстро» — приблизительно то, что мы хотели бы слышать.
Нежные пьесы на клавесине, вследствие малой продолжительности его звуков, не следует играть так медленно, как на других инструментах. Ритм и характер пьесы могут сохраниться и независимо от большей или меньшей быстроты игры.
Заканчиваю свое сообщение советом для тех, кто хочет достичь полного совершенства в исполнении пьес: не стремитесь изучать аккомпанемент раньше, чем через два-три года после начала занятий музыкой. Причины этого следующие:
1) басы, имеющие мелодические последования, надо исполнять левой рукой также чисто, как пьесы; поэтому левая рука должна быть хорошо развита;
2) правая рука, занятая при аккомпанементе только аккордами, находится все время в состоянии растяжения, в результате чего может стать очень жесткой; если же сперва поиграть пьесы, то этого можно избежать.
Наконец, если слишком рано начинать играть по нотам, туше может сделаться жестким и тяжеловесным. Это отражается и на игре, если не учить, попеременно с аккомпанементом, пьесы.
Если бы меня спросили, в чем я хотел бы совершенствоваться — в исполнении пьес или в аккомпанементе, я чувствую, что самолюбие заставило бы меня предпочесть пьесы аккомпанементу. Согласен, что нет ничего приятнее, чем быть хорошим аккомпаниатором, что ничто не сближает нас так с другими музыкантами.
Но какая несправедливость! Аккомпаниатора хвалят в концерте последним. Сопровождение клавесина рассматривается в таких случаях только как фундамент сооружения. О нем почти никогда не говорят, хотя на нем лежит вся тяжесть здания, а все внимание, все аплодисменты аудитории принадлежат всецело исполнителю пьес.
Прелюдии не только приятным образом возвещают тональность пьесы, которая будет исполнена, но и служат для того, чтобы разыграть руки и часто, чтобы испробовать незнакомую клавиатуру.
Несмотря на то, что эти прелюдии написаны с соблюдением такта, существует обычай, которому следует подчиняться. Я поясню: прелюдия — свободная композиция, в ко торой воображение отдается всему, что ему представляется. Но таланты, способные творить экспромтом, встречаются довольно редко. Поэтому те, кто прибегнет к помощи этих регламентированных прелюдий (preludes regles), должны исполнять их непринужденно, не придерживаясь строго единого движения (mouvement), за исключением случаев, специально мною указанных словом mesure, т. е. размеренно.
Таким образом; осмелюсь сказать, что музыка, как и литература, имеет во многом свою прозу и поэзию.
Одной из причин того, почему я написал свои прелюдии с соблюдением такта, является та, что благодаря этому их легче будет выучить, а педагогу легче будет научить их играть.
В заключение несколько слов об искусстве игры на клавесине вообще. Мне кажется, не следует удаляться от того, что свойственно клавесину: пьесы с пассажами, с batteries, которые рука способна охватить, с лютнеобразными и синкопированными фигурациями надо предпочесть пьесам, полным выдержанных и низких звуков.
При исполнении надо всегда сохранять полнейшую связность; все украшения следует играть весьма точно, те из них, которые состоят из batements,- очень ровно, с неуловимой градацией скорости. В пьесах, написанных с подразделением на такты, надо весьма остерегаться как изменять движение, так и выдерживать ноты дольше, чем позволяет их стоимость. Наконец, надо сообразовывать свое исполнение с хорошим современным вкусом, который несравненно чище старинного.
Сочиняя все эти пьесы, я всегда имел перед собой какой — нибудь объект; мне предоставляли его различные случаи. Таким образом названия соответствуют моим идеям; да будет позволено мне не расшифровывать их. Среди этих названий встречаются, однако, такие, которые кажутся льстящими мне. Поэтому следует предупредить, что пьесы, носящие их, являются своего рода портретами, которые слушатели иногда находили под моими пальцами довольно схожими с оригиналами, и что большинство этих самонавеянных названий дано скорее прекрасным оригиналам, которых я стремился изобразить, чем копиям, которые я делал.
Опыт научил меня, что руки сильные и способные исполнить самую быструю и ажурную (leger) музыку, не всегда являются наилучшими для пьес нежных, пьес чувства, и я чистосердечно сознаюсь, что гораздо больше люблю то, что меня трогает, чем то, что меня поражает.
Меня всегда удивляло, что после тех стараний, которые я положил па обозначение подходящих для моих пьес украшений, объяснение которых, достаточно вразумительное, я дал отдельно в специальной методе, известной под названием «Искусство игры на клавесине», мне доводилось слышать исполнителей, не выполнявших мои предписания.
Это пренебрежение непростительно, т. к. далеко не все равно, какие украшения вставлять в мои пьесы. Я объявляю, что мои пьесы должны исполняться так, как написаны, и что они никогда не произведут должного впечатления на людей, обладающих настоящим вкусом, если исполнители не будут соблюдать буквально все, что я написал, ничего не прибавляя и не убавляя.